Ноги уже не выдерживали, суставы к ночи так болели - криком кричала, а жила-то у знакомой, в летней кухоньке, стыдно если услышат, в подушку зароюсь поглубже и кричу. Пошла на исповедь, начала каяться, а потом меня как прорвало - ни дна, говорю, подонкам этим, ни покрышки, кто кровь народную выпил, будь они прокляты, батюшка меня остановил: "Ты, говорит, на исповедь пришла или на митинг?" "На исповедь, - говорю, - но ведь что делают, душегубы, ведь сознательно уничтожают нас, или не так?!" Отпустил он, в общем, мне грехи, а вскорости и деньги я получила - чудом! - другие так и остались в Магадане, а я - скорей оттуда, а то не выбралась бы - дали бы магаданскую квартиру и Бог знает еще когда встретились бы мы с тобой. В Москве бы мне, конечно, было б лучше, с вами рядом, но я ж двадцать лет, пока плавала, мечтала домик свой купить. А в Москве - если близко к городу, таких денег у нас у всех вместе не наберется, а далеко - очень уж страшные, черные халабуды там. Вот на Украине - все домики каменные, беленые, веселенькие, и земля какая - все цветет, плодоносит..." - бабушка запнулась, вспомнив по-честному, что урожая со своего огорода в прошлом году ей хватило на два месяца, а в этом будет уж никак не лучше. "И что в итоге, спрашивается? - продолжила она с вомущением. - Сестра и та плошку не дала, да только попрекает меня своим хозяйством, не говоря о других, а взять ту же самую Галку, так у нее тоже две сестры, как у меня, но ты сама видишь они ей и то, и другое - стеной за нее, а у меня обе - хуже чужих. Шурка приехала и сразу тычет пальцем - окна разбитые, крыша дырявая, сарай ей не тот, а помогла бы лучше, ведь одна я, а кому это все надо? - только мне. Так Шурка взяла и разболтала всем у себя в поселке, какой у меня дом - это я узнала, когда на Колины похороны ездила. Коля на смертном одре лежит, завтра умрет, а увидел сестру, которую шесть лет не видел, и первое, что спросил: "Рая окна-то ты застеклила? Такие вот сестры и брат, царство ему небесное... А Галка, в общем - сама видишь - крутится баба, заработала на дом, и причем сама ведь, ни мужа, ни детей и это в такой нашей тяжелой жизни... Я уважаю. Поэтому хоть и прошел слушок, что бывшие соседи Галкины спокойно вздохнули, когда она уехала, а я ее все равно уважаю, так как знаю на собственной шкуре, как тяжело все делать одной одинокой бабе. Мне вот хоть твои родители помогают, а она одна крутится..."
Уже после нашего неудачного похода "по песок" как-то разговаривала бабушка с Галиной Кузьминичной через общий забор и невзначай упомянула о балке, о белом чудо-песке, что горами там никому не нужный валяется. И надо же! как ловко был рассчитан бабушкин ход на хозяйственную хватку Галины Кузьминичны, которая тут же собралась ехать, предложив бабушке за указанную дорогу привезти ей, на своей "Таврии", мешок-другой песка. Но вечерело и бабушка еле уговорила Кузьминичну подождать до завтра. Чуть занялась заря, как Кузьминична у наших ворот уж кличет мою бабушку, которая в это время проснулась и по заведенному для себя самой порядку обходила свои владения. Казалось, что Кузьминична не спала всю ночь, а только и думала в своей одинокой кровати о балке, о белом чудо-песке, что "горами там никому не нужный валяется".
Бабушка быстренько собралась и умчалась с Галиной Кузьминичной "по песок", наказав мне следить за домашним скотом. Скотный двор моей бабушки насчитывает восемь голов кошек, три головы собак и как-то случайно туда затесалась одна голова курицы. По большому счёту, всё бабушкино хозяйство отличалось от хозяйства соседей. Взять, например, огород, кормильца так сказать крестьянской семьи, который у бабушки виден издалека - благодаря неимоверного роста подсолнухам, выращенным на привезенных из Москвы минеральных добавках; экзотической для Кушугума земляной груше, растущей в прямом смысле не по дням, а по часам, и обещающей обеспечить бабушку на зиму прекрасными плодами "типа кофе"; всякой всячине, почерпнутой в книге "Великий китайский корень" и приобретенной в виде семян на территории от Владивостока до Ялты, обещающей омолодить, оздоровить и, конечно же, прочистить организм. В начале лета заросли в бабушкином огороде на шести сотках напоминали мне любимые бразильские фильмы, но соседи явно недоумевали и считали бабушку эдакой сумасбродной богачкой, потому что, к примеру, бабушкина соседка Танька засадила свой огород одной картошкой - которую, между прочим, очень быстро съел колорадский жук. Бабушка же за своим крохотным участочком картошки следила, как за ценнейшим кустарником роз - поливала, собирала колорадских жуков в ладошку, а потом их тапком по асфальту, после чего всякий раз, медленно растирая по асфальту ногой жёлтую кровь колорадов, рассуждала о том, как, наверно, какой-то европеец поехал в Америку, в штат Колорадо, потом опять приехал в Европу (уже, естественно, с личинками колорадов), а какой-то подлюка уже от него привёз их в Россию. Очень интересная теория, потому что оспорить её трудно, а только представить что-то взамен, что мы и делали. В общем, к концу лета Танька копнула свой участок и сказала: "О!" Копнула ещё - и опять: "О!" Третьего раза уж не было, потому что вся её семья и даже моя бабушка слетелись, как вороны, на какой-то одним им понятный ультразвук. Выяснилось, к счастью Танькиной семьи, что хоть снаружи ботву колорадский жук и съел, но саму картошку не то что не тронул, а вообще картошка оказалась величиной с кирпич. Все за оградой радовались, дети счастливо кружились по огороду, а моя бабушка... Тёмная туча тревоги нависла над облобызанной зеленоватой клумбочкой картошки. И эта туча не рассеивалась за спиной бабушки, упорно скачущей по клумбе с лопатой, а только усугублялась с каждым взмахом её пухлых загорелых рук. Оказалось, что картошка решила отдать все свои силы, на радость бабуле, в цветы и зелень. Величиной она оказалась с перепелиное яйцо. Бабушка погоревала-погоревала, а потом мстительно пообещала: "А на следующий год засажу все цветами!"
Из поездки "по песок" вернулась она вечером с большим прекрасным мешком чуда природы. Мы уложили его в летнюю кухню и пошли пить мятный чай.
- Бабушка, я больше не могу, такая жара, а ты хочешь спать в доме. Сегодня я сплю на улице! - уверенно и нагло заявила я бабушке.
- Но мы же об этом миллион раз говорили, что опасно! Помнишь, я тебе рассказывала, ко мне во двор в прошлом году зимой залез какой-то пьянчужка, как ты не понимаешь!
- Нет, мне всё понятно, но вот Танька с семьёй все спят на улице... Бабушка, да вообще это же так здорово! Ты только себе представь: лежать под звёздами на прохладном воздухе! Ну!
Бабушка умело перевела этот разговор на другую удобную ей тему, но и я о своем решении не забыла. И молча часам к одиннадцати стала перетаскивать свое одеяло и подушку за дом. Бабушка тоже молча и спокойно стала собираться. Я-то подумала, что она согласилась с моим решением и помогает мне, а оказалось, что это она стелит себе постель рядышком со мной.
- Бабушка, и ты?
- А что же мне, бросать тебя, что ли? - сказала она c усмешкой и аккуратно пристроила со своей стороны блестящий топорик, который уже успела подогнать к нашему хорошему топорищу.
Мы с бабушкой торопливо укладывались, о чём-то возбуждённо разговаривали, а когда улеглись - замолчали одновременно. Порой казалось, когда небо превращалось в речку из тучек, что это мир духов, которые не видят нас, а мы их видим; потом, когда небо стало очищаться, что оно - это сплошное око Господне или по крайней мере в каком-то уголке его сидит Бог и смотрит за нами, и видит все и всех; а ближе ко сну я вспомнила, что небо - это не небо, а космос с прямыми путями к другим звёздам и в бесконечность. И в этом космосе постояно что-то происходило, то звезда срывалась - отчаянно и быстро, то пролетала в мгновении комета, то просто что-то двигалось по небу - спутник? Нет, никогда не поверю, хотя возможно один из них и был спутником. Мы с бабушкой тыкали пальцами в это живое блистающее пространство и только успевали выдыхать: "Смотри!" - "А ты видела?!" - "Успела загадать?.."
Засыпала я под бабушкины, какие-то уже древние, тысячелетние бомотания: "Господи, подай дождичка, Божья Матушка, не покинь нас, сколько же страдать нам грешным, подай земельке нашей водицы..."
Ночью она меня разбудила, чтобы мы успели спрятаться от начинающегся дождя. Всю ночь и следующий день шёл ливень.
***
Зимой в письме бабушка сообщала, что часто вспоминает "наши звездные ночи", что ноги у нее опять сильно болят, что очень переживает, как мы выживаем в это страшное время, а на Украине и того хуже, что ждет нас к себе на следующее лето отъесться витаминов и, между прочим, что "Кушугум" происходит от "кучу гуры", что означает "крутые горки", только на каком языке - не знает.
Источник: http://www.pereplet.ru/detstvo/streltsova1.html |